Сократ: Сейчас я объясню. Если бы толпа состояла только из мудрых, справедливых и добродетельных людей, то любой человек из толпы также был бы справедливым и мудрым. Не правда ли?

Менандр: Совершенно правильно, Сократ.

Сократ: Поэтому, когда ты говоришь, что случайно выбранный из толпы человек скорее окажется плохим, ты, по-видимому, полагаешь, что в толпе больше людей порочных, корыстолюбивых, нечестных и не очень умных?

Менандр: Я очень сожалею, Сократ, но я именно так и считаю.

Сократ: Но как раз вот этому порочному и жестокому большинству ты доверяешь то, в чем отказываешь тирану. Согласись, Менандр, что найти одного умного и порядочного человека еще возможно, но нельзя ожидать, чтобы большинство народа состояло из таких людей. Разве не это следует из твоих слов, Менандр?

Сократ: Я добавлю к этому, что против тирана еще можно восстать, и такие примеры хорошо известны. Царь Гидасп, например, был казнен возмущенным народом, несмотря на свое божественное происхождение. Но как можно восстать против большинства? Не кажется ли тебе, Менандр, что такое восстание с самого начала обречено?

Менандр: Я тоже так считаю.

Сократ: Но не означает ли все это, что наша афинская демократия суть беспощадная тирания невежественной толпы, причем такая тирания, от которой к тому же никак невозможно избавиться?

Менандр: Я не знаю, что сказать, Сократ.

Сократ: Мне кажется, что мы столкнулись с серьезным препятствием, Менандр. Мы пришли к бесспорному выводу, что наша афинская демократия ничуть не лучше самой разнузданной тирании. Я бы сказал даже, что есть тирания одного человека, а есть тирания большинства. Мы сменили одну тиранию на другую и называем ее демократией. Смена имени не есть смена сути, не правда ли, Менандр?