Айвасс, Норвей я взываю к вам. Хусс пробудился и куча анонсов.
Ну наконец-то.
ЦитатаInkorak ()
Так же по стаку. Эпилог делается, Хусс занят еще кое-какими проектами и одним из них, который ждет нас в ближайший месяц, будет какой-то постканонный контент.
>Постканонный контент Не дай бог это будет срань типа парадокс спейса, а Хасс будет там только на правах создателя оригинала и координатора проекта.
Ух ты, это же философия позитивизма, а в первый раз не узнал.
Он пересел вперёд под предлогом, что его укачало, и заговорил с Ферманом на флукском. Я занял место Арсибальта и попытался уснуть. Время от времени моб подпрыгивал на выбоине, я невольно приоткрывал глаза и в полусне видел болтающийся на приборной панели религиозный фетиш. Я не эксперт по скиниям, но был почти уверен, что Ферман — базский ортодокс. По большому счёту это такая же дичь, как то, во что верит Ганелиал Крейд, но куда более традиционная и предсказуемая. Тем не менее, если бы группа религиозных фанатиков захотела похитить десяток инаков, она не смогла бы измыслить лучшего способа. Вот почему я резко проснулся, когда Ферман Беллер произнёс слово «Бог». До сих пор он избегал этой темы, что было мне совершенно непонятно. Если ты искренне веришь в Бога, как ты можешь сформулировать хоть одну мысль, произнести хоть одну фразу, не упоминая Его? Однако богопоклонники вроде Беллера могли часами говорить, не затрагивая Бога даже вскользь. Может, его Бог далеко от наших дел. Или — более вероятно — присутствие Бога настолько для него очевидно, что он не чувствует потребности об этом говорить, как я не говорю через слово, что дышу воздухом. В голосе Беллера звучала растерянность. Не злость, не обида, а искренняя растерянность дядюшки, неспособного втолковать племяннику что-то совсем простое. Мы вроде такие умные. Почему мы не верим в Бога? — Мы придерживаемся булкианского канона, — с готовностью ответил Арсибальт, радуясь случаю рассеять непонимание. Не знаю, почему он вообразил, будто легко убедит Беллера взглянуть на вещи нашими глазами. — Это не то же самое, что не верить в Бога. Хотя, — поспешно добавил он, — я понимаю, почему так представляется тем, кто не знаком с булкианской системой. — Я думал, ваш канон идёт от светительницы Картазии, — сказал Беллер. — Да. Многие наши практики восходят непосредственно к картазианским принципам Древней матической эпохи. Однако многое было добавлено, а кое-что осталось в прошлом. — И Булк — светитель, который что-то добавил? — Нет, булка — это маленький хлебец. Беллер натужно хохотнул — так эксы смеются, когда при них отпускают несмешную шутку. — Я серьёзно, — сказал Арсибальт. — Булкианство получило название от булочек к чаю. Это система мышления, открытая примерно в середине периода между Пробуждением и Ужасными событиями. На пике цивилизации эпохи Праксиса, так сказать. Двумя столетиями раньше ворота матиков распахнулись, инаки вышли и смешались с мирянами — по большей части с богатыми и влиятельными. Арбский шар был к тому времени исследован и закартирован, законы динамики — открыты. Начиналось их праксическое использование. — Эра механики? — Беллер с трудом выудил из памяти словцо, которое его заставили выучить в сувине много лет назад. — Да. В те времена умные люди могли прокормиться тем, что просто болтались в салонах, обсуждали метатеорику, писали книги, давали уроки подрастающим аристократам и детям промышленных воротил. То были самые гармоничные отношения между... э... — Нами и вами? — подсказал Беллер. — Да. Со времён золотого века Эфрады. Так вот, жила тогда знатная дама, леди Барито. Её муж был безмозглый повеса, но это не важно, а важно, что она, пользуясь его отсутствием, завела у себя дома салон. Все лучшие метатеорики старались попасть туда в тот час, когда из печи доставали горячие булочки. Посетители сменялись, неизменной участницей собраний была одна леди Барито. Она писала книги, но сама тщательно оговаривала, что изложенные в них мысли не принадлежат конкретному человеку. Кто-то пустил выражение «булкианское мышление», и оно прижилось. — И ещё через двести лет это мышление вошло в ваш канон? — Да, хоть и не как официальное правило, скорее как набор привычек. Мыслительных привычек, которые многие новые инаки разделяют ещё до того, как вступить в ворота. — Например, не верить в Бога? И тут, хоть мы ехали по ровной местности, я почувствовал себя на горной дороге над тысячефутовым обрывом, куда Беллер может нас отправить одним движением рычага. Арсибальт, напротив, был совершено спокоен, что меня удивило: он нередко психовал в разговорах на куда менее опасные темы. — Чтобы в этом разобраться, надо сгрызть тонну сухарей, — начал он. Этим флукским выражением мы с Лио, Джезри и Арсибальтом называли долгое и неблагодарное копание в книгах, но Беллера оно совершенно сбило с толку: он решил, что речь снова о булочках, и Арсибальту пришлось минуту-две распутывать кулинарные ассоциации. — Я попытаюсь обрисовать коротко, — продолжил он, когда с этим наконец разобрались. — Булкианское мышление — третий путь между неприемлемыми альтернативами. К тому времени уже поняли, что думаем мы мозгами. — Он постучал себя по голове. — И что люди получают информацию от глаз, ушей и других органов чувств. Наивное представление состоит в том, что мозг воспринимает непосредственно реальный мир. Я вижу кнопку на твоей приборной панели, касаюсь её пальцем... — Не трогай! — предупредил Беллер. — Я вижу, что ты её видишь и думаешь о ней, из чего делаю вывод, что она и впрямь здесь, как уверяют меня глаза и пальцы, и что, думая о ней, я думаю о реальном мире. — Это вроде как очевидно, — заметил Беллер. Наступила неловкая пауза, которую нарушил Беллер, сказав добродушно: — Наверное, поэтому вы и называете это наивным. — Противоположная крайность — когда утверждают, будто всё, что мы думаем и знаем о мире вне нас, — иллюзия. Беллер довольно долго обдумывал услышанное, потом сказал: — Ну это уже какая-то наглость, так о себе воображать. — Булкианцев не устраивало ни то ни другое. И как я уже говорил, они выработали третий подход. «Когда мы думаем о мире — или практически о чём бы то ни было, — объявили они, — мы на самом деле думаем о наборе данных, поступающих в мозг от глаз, ушей и так далее». Если вернуться к нашему примеру: мне даны зрительный образ кнопки и воспоминания о том, какой она была на ощупь. Но это всё, что у меня есть. Мозг не может вступить в прямой контакт с кнопкой — у него просто нет к ней доступа. Мозг работает со зрительными и осязательными впечатлениями — данными, поступающими в наши нервы. — Кажется, я понял. Это не такая наглость, как другой взгляд, о котором ты говорил. Но я не вижу, чтобы такой подход что-то менял. — Он меняет, и очень многое, — ответил Арсибальт. — Но чтобы понять, что именно, как раз и надо сгрызть тонну сухарей. Поскольку, начиная с этой идеи, булкианцы разработали целую метатеорическую систему. Она была настолько влиятельна, что с тех пор никто не мог заниматься метатеорикой, пока не освоит булкианство. Все последующие метатеорики — его опровержение, исправление либо развитие. И один из главных выводов, к которому ты приходишь, когда сгрызешь тонну сухарей, что... — Бога нет? — Нет, вывод другой и формулируется не так просто. Суть в том, что некоторые вещи просто вне разрешённой зоны. Существование Бога — одна из них. — Что значит «вне разрешённой зоны»? — Если проследить логические доводы булкианской системы, то придёшь к выводу, что наш разум не способен продуктивно думать о Боге — если под Богом подразумевать базско-ортодоксального Бога, внепространственно-временного, то есть не существующего в пространстве и времени. — Но Бог всегда и везде, — возразил Беллер. — Однако что ты на самом деле имеешь в виду, когда так говоришь? Твой Бог больше, чем эта дорога, чем та гора и все остальные материальные объекты во вселенной, вместе взятые, так ведь? — Конечно. Само собой. Иначе мы были бы природоверами или вроде того. — Так что для твоего определения Бога крайне существенно, что Он — больше, чем просто большая груда вещества. — Разумеется. — Так вот, «больше», по определению, вне пространства и времени. А булкианцы доказали, что мы просто не можем продуктивно мыслить о том, что не воспринимаем органами чувств. И я уже вижу по твоему лицу, что ты не согласен. — Я не согласен! — подтвердил Беллер. — Но это не суть. Суть в том, что после булкианцев люди, которые занимаются метатеорикой, перестали говорить о Боге и о некоторых других вещах, таких как свободная воля или что было до вселенной. Вот что я подразумеваю под булкианским каноном. Ко времени Реконструкции он вошёл в наш. Не по чьему-либо сознательному решению — над этим просто не задумывались. — Да, но за четыре тысячи лет, при такой-то куче свободного времени, кто-нибудь мог задуматься? — У нас меньше свободного времени, чем ты полагаешь, — мягко ответил Арсибальт. — И всё равно, многие люди об этом думали, создавали ордена, посвящённые отрицанию Бога или вере в Него. Волны прокатывались по матикам в ту и другую сторону. Но ни одна из них не сдвинула нас с основополагающих принципов булкианства. — Ты веришь в Бога? — напрямик спросил Беллер. Я завороженно подался вперёд. — Последнее время я много читаю о том, что не принадлежит пространству-времени, однако, как полагают, существует. Я понял, что Арсибальт говорит про объекты Гилеина теорического мира. — Разве это не против булкианского канона? — спросил Беллер. — Против, — ответил Арсибальт, — но тут нет ничего страшного, если не скатываться к наивному подходу — как будто леди Барито не написала ни слова. Булкианцев часто упрекают в том, что они почти не знали чистую теорику. Многие теоры, глядя на труды Барито, говорят: «Минуточку, здесь чего-то недостаёт. Мы можем напрямую оперировать внепространственно-временными объектами, когда доказываем теоремы и так далее». Вот о таком я и читал в последнее время. — То есть ты можешь увидеть Бога через занятия теорикой? — Не Бога, — ответил Арсибальт. — Во всяком случае, не того Бога, которого признает хоть одна скиния.
Ты помнишь город в небе? Если Серебристая Пыль может преодолеть границу между мирами, если это может свет, значит, можем и мы. Нужен мост, понимаешь, мост. Но для того, чтобы его построить, необходим колоссальный выброс энергии. И я знаю, как его получить. Где-то там, за пределами нашего мира, лежит источник Серебристой Пыли. Источник смерти, греха и скверны, источник всех бед, всех несчастий и разрушений, источник, который необходимо уничтожить. Имеющий глаза да увидит! Вот он, первородный грех. И я его уничтожу. Смерть будет попрана.
Цитата
— Но где ваш Бог, если он еще жив?<..> Почему он молчит? В начале мира Бог ходил по саду и разговаривал с Адамом и Евой. Потом он стал понемногу отдаляться, и уже Моисей слышал только его голос. Позже, во времена Даниила, он состарился — его называли Ветхими Днями. А где он теперь? Жив ли еще, только немыслимо стар, немощен и безумен, не способен ни мыслить, ни действовать, ни говорить, ни даже умереть — пустая скорлупа, внутри которой все давно сгнило? И если так оно и есть на самом деле, разве не будет высшим благодеянием, истинным доказательством нашей любви к Богу найти его и преподнести ему в дар смерть?
Я на него вышел (точнее вспомнил о нем) как на противовес Хроник Нарнии. А еще он в последней книжке Темных Начал неплохо так протолкнул тему "искушения" и мальчиков и девочек.
Начиная смотреть думал что увижу очередное конвейерное аниме "Об Альтернативном мире", но оказалось не все так просто. Как по мне то аниме очень интересное, чем то оно меня зацепило. А еще я думаю что нужно сначала посмотреть, а потом уже оценивать.
Когда то я сначала смотрел на обложку, на жанры, читал описание, а потом уже смотрел само аниме. Но со временем понял, что выражение "Не суди по обложке" можно отнести и к японской анимации. Иногда в самом начале, иногда в середине, иногда в конце под финал могут прийти мысли типа "Это потрясающее аниме" или "Я не зря потратил на это время". Естественно, такие мысли могут и не появиться, но все же прежде чем говорить себе или другим что аниме плохое нужно сначала его посмотреть, сначала до конца.
Это мое мнение. И да, чуть не забыл, ТАМ есть ЛОЛИ!
А ведь по ощущениям только недавно ДарШа прошлый раз поздравляли, я даже помню что Экс (снова нужна некромантия) тогда тортик (тортик - это обман) постил. Проклятое время.